Владимир Шервинский — зодчий-бессребреник

Немцы да латыши. Хаберланд, Шел, Пфлуг, Бауманис, Алкснис, Лаубе… Но это не так. Среди авторов дореволюционных зданий города архитекторы Проскурнин, Яковлев, Ладыгин, Владимиров, Лунский… Да и Михаила Эйзенштейна — уроженца Петербурга, ревнителя православия, трудно назвать "немецким архитектором". Самым же известным довоенным русским архитектором был Владимир Шервинский. По его проектам построено 25 православных храмов по всей Латвии, а еще и общественные здания, памятники.

Отец Владимира Максимовича был человеком известным. Его принято считать родоначальником югендстиля в местной архитектуре: здание на улице Аудея, 7 — первый образец рижского югендстиля. Макс Шервинский был директором Рижской ремесленной школы. Это учебное заведение закончили многие известные художники. Среди них и классики латышской живописи — Вильгелм Пурвитис и Янис Розентал. К 700–летию Риги на Эспланаде была открыта выставка промышленных, ремесленных и художественных изделий. Экспозиция разместилась в 40 павильонах, построенных по проектам Шервинского. Это был грандиозный комплекс, и через сто лет считающийся одним из самых знаменательных событий в жизни города. "Большое значение в оформлении павильонов придавалось орнаменту, — пишет историк архитектуры Янис Крастиньш — Такое обилие оригинальных орнаментов модерна, собранных в одном месте, рижане видели, пожалуй, в первый раз".

Городские власти долго не могли выбить из Петербурга средства на развитие Риги. Но когда министр финансов царского правительства побывал на выставке на Эспланаде, он понял, что этому городу денег жалеть не стоит — их здесь не бросают на ветер.

Сын Макса Шервинского — Владимир — родился в Риге, в 1894 году. Учиться пошел в Александровскую гимназию, которая размещалась в здании нынешней консерватории, на тогдашней Суворовской улице. Среди ее учеников были известный писатель Василий Ян, видный социал–демократ Виктор Курнатовский. Из окон гимназии открывался вид на белый купол цирка Саламонского на улице Паулуччи — нынешней Меркеля. Мальчишки бегали туда на представления клоунов, на первые сеансы "живой движущейся фотографии" — синематографа, на поединки греко–римской борьбы. Но профессию Владимир решил выбрать семейную — поступил на архитектурное отделение Рижского политехнического института. Закончить вуз не удалось — началась Первая мировая. Летом 1915–го он добровольно вступает в армию. Участвует в проектировании и строительстве оборонных сооружений на правом берегу Даугавы — на так называемой второй линии. После революции оказывается в Саратове, помогает в проектировании элеватора в городе Артакске. В 1920–м после обретения Латвией независимости возвращается на берега Даугавы. Возобновляет учебу на архитектурном отделении Латвийского университета и в 1923 году получает диплом архитектора.

После долгих лет смуты Рига вновь возвращается к нормальной жизни. Несмотря на политические перемены, Московский форштадт и в 1920–е годы оставался таким же кусочком старой России. Вот что писал журналист газеты "Сегодня" Андрей Седых: "А за каналами начинается Московский форштадт. Тут вы чувствуете себя совсем в России. Мостовые вымощены крупным булыжником, пролетка безжалостно подпрыгивает, вас бросает из стороны в сторону. По обеим сторонам Большой Московской лепятся одноэтажные деревянные домики с флигелями, с крылечками и александровскими колоннами. Деревянные ставни откинуты на крючки, на окнах белоснежные занавески, герань, бесчисленные горшки с цветами и клетки с канарейками. В этих домах живет мелкое рижское купечество, бывшие чиновники, вдовы, сдающие комнаты внаем, "с утренним самоваром"; комнаты здесь огромные, в три–четыре окна, тщательно выбелены, уставлены кадками с фикусами, столиками с семейными альбомами в плюшевых переплетах. В подворотнях девушки лущат семечки, у колониальной лавки Парамонова какой–то паренек перебирает трехрядную гармонь и в такт себе подстукивает подковами. Колониальная лавка набита товаром. У дверей выставлены бочки с малосольными огурцами, с копченым угрем, рижской селедкой. А за прилавком вы найдете лососину, которой гордится Рига, кильки, шпроты, водку, баранки, пряники. У дверей стоит бородатый мужчина в рубахе навыпуск и серебряной цепью через живот — должно быть, сам хозяин, господин Парамонов. Время к вечеру — не сходить ли попариться в баньку? Банька здесь же, в двух шагах, и не одна, а несколько. В баньке дадут гостю настоящую мочалку, кусок марсельского мыла и веничек, а по желанию поставят пиявки или банки. А после баньки можно зайти в трактир — в "Якорь" или "Волгу", закусить свежим огурчиком, выпить чаю с малиновым вареньем… Так живут на Московском форштадте русские люди — отлично живут, не жалуются".

Но и русская Рига не стоит на месте. Появляются новые магазины, возводятся дома, храмы. В 1924 году Шервинский открывает частную проектную контору. Вскоре дипломированного русского архитектора приглашают возглавить работы по сборке и установке старинного иконостаса из Алексеевского монастыря в Рижском кафедральном соборе. После их завершения архиепископ Иоанн Поммер приглашает Шервинского занять должность синодального архитектора Латвийской православной церкви. С этого момента свыше 15 лет он возглавляет все работы по церковному строительству в православной епархии. А их было немало. И реконструкция Ивановской церкви в Московском форштадте, и строительство Никольской церкви в Абрене, и установка на Покровском кладбище монумента русским воинам, павшим в Первую мировую, и возведение часовни Иоанна Крестителя на этом же кладбище… Только в Латгалии по проектам Шервинского построено 10 храмов. Все — деревянные, в традициях северо–русского зодчества. В своих воспоминаниях архитектор писал, что выбрать такой стиль его побудили известия из Советской России о разрушении там многих древних памятников церковного зодчества. Вот он и решил запечатлеть для будущего прекрасные древние архитектурные формы. "…А что если мне в пример взять церкви Российского Севера, церкви, которые там одна за другой пропадают? Что если нашу Латгалию в архитектурном отношении превратить в маленький русский Север?"

Среди лучших работ синодального архитектора и часовня на Покровском кладбище. Это — единственная сохранившаяся до наших дней православная часовня Риги. Ее заложили в 1936 году на месте захоронения останков архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна Поммера. Чертежи Шервинский разработал по эскизам своего коллеги — архитектора и художника Сергея Антонова. Для строительства часовни частично использовали материалы, оставшиеся после сноса часовни на Привокзальной площади. Внутри, над могилой Св. Иоанна, расположен мраморный крест с фасада бывшей часовни Александра Невского на Привокзальной площади. А над входом можно увидеть мозаику рижского художника Евгения Климова с изображением Св. Иоанна Предтечи. В 1940–м после того, как Рига стала советской, проектная контора Шервинского была закрыта, но его самого тогда не тронули. Репрессировали позже — в декабре 1951–го. "За участие в работе Экзаршего управления, организацию богослужений для советских военнопленных, активное участие во Внутренней православной миссии", — гласил приговор Коллегии Верховного Суда СССР. Ему не простили то, что во время нацистской оккупации митрополит Сергий (Воскресенский) назначил его членом Экзаршего управления — так называемой Псковской православной миссии. Шервинского осудили на десять лет с конфискацией имущества.

В 1955–м он был освобожден из Устьвымлага в Коми, а через два года вновь в Риге — архитектор проектной конторы Рижского горисполкома. Возвращает молодость и многим храмам. Ведь он по–прежнему Синодальный архитектор православной церкви. В 1964 году по случаю сорокалетия со дня вступления в должность в поздравлении из епархии сказано: "Можно смело сказать, что нет такого храма в Рижской епархии, в строительстве, ремонте или благоукрашении которого Вы не приняли бы самого деятельного участия. Необходимо подчеркнуть, что из–за недостатка епархиальных средств значительная часть Ваших трудов совершалась безвозмездно и эти неоплаченные труды Вы с истинным христианским благодушием и готовностью приносили в дар Церкви Божией, как Ее верный сын".

Владимир Шервинский умер в 1975 году и похоронен в Риге на Вознесенском кладбище. Семейную традицию продолжают его родные. Внук — Эйжен Упманис — реставратор, председатель Комитета Братского кладбища и памятника Свободы. А еще он член совета по памятникам при Рижской думе. Мне не раз доводилось бывать на его заседаниях и могу сказать: в том, что центр города украсил памятник Барклаю–де–Толли, немалая заслуга и внука Шервинского.

"7 секретов", № 49.